на днях перечитала "записки у изголовья" сэй-сёнагон, а сразу за ними – "дневник" мурасаки сикибу.
сразу понимаешь, как важен интертекст: если прочитаешь произведения одной эпохи в разное время, скажем, одно во вторник, а другое – в пятницу, невольно упустишь совершенно очаровательные детали. раньше не видала, а теперь вот.
как же знатно, оказывается, две уважаемые дамы друг друга месят!!
средневековая япония, традиционная родовая санта-барбара.
сэй-сёнагон, согласно источникам, к 27 годам уже слегка утомленная своими любовными драмами, становится фрейлиной юной супруги императора, еще более юного. а это значит что? это значит, у крошки-императора есть регент. в японии тогда было относительно спокойно, сакура цвела, хайку писались, но императоры были больше для красоты: де-факто всем заправлял могущественный клан фудзивара. зачем захватывать власть, когда можно деликатно крышевать малолетних правителей. нашему малютке (пацан на троне с 6 лет, а в 8 уже женат) в качестве серого кардинала достался настоящий лис, фудзивара-но митинага – он был таким крутым, дерзким и опасным менеджером, что по сути единолично рулил всем в стране 20 лет. но хайку все же писались, а храмы строились – за что большое спасибо.
иван (айван?) моррис, автор трудов о японии и переводчик нескольких очень важных текстов (на минуточку, у человека в портфолио "золотой храм" мисимы, да и сами "записки"), в своей книжке "the world of the shining prince: court life in ancient Japan" сразу отсылает к конкретному факту/легенде, чтобы мы понимали степень тонкости душевной организации придворных дам. он пишет, что сэй-сёнагон ушла от одного из своих мужей из-за того, что он, негодяй, оказался скверным поэтом. чудеса эмансипации в 10 веке.
у мурасаки сикибу все было немного прозаичнее: она овдовела и пошла во дворец, когда стало туговато с деньгами. вероятно, там львицы и встретились. как лед и пламень.
надо понимать, что сэй-сёнагон (опять же, согласно тем немногим источникам, что остались у нас об этой невероятной женщине) принадлежала к старинному, но малополезному роду, даже не будем его называть. а вот мурасаки сикибу повезло чуть больше: ее отец был дальним родственником фудзивара.
при дворе сэй-сёнагон горя не знала, сочиняла безумной красоты опусы про весенний рассвет, обмахивалась пурпурным веером, да писала про то, как хороша и щедра ее дорогая хозяйка-государыня. UNTIL. у молодой императрицы умирает отец, брат фудзивары-но митинаги. протекции больше никакой. плут митинага клювом не щелкает: он убеждает императора, что одна жена хорошо, а две – лучше, и быстренько делает свою дочь второй императрицей. а новой императрице нужны фрейлины. так на горизонте появляется мурасаки сикибу.
дальше shit is getting real, и все развивается весьма печально: первая супруга впала в немилость, дворец ей спалили, пришлось по царским сараям, можно сказать, скитаться, да и самой сэй-сёнагон досталось будь здоров – да так, что она потом вообще ушла в буддийские монахини. довели.
вообще, мочилово между фрейлинами двух императриц при одном муже – вполне ожидаемо, это дело принципа.
но мы об этом не будем. будем о том, как под одной крышей ненадолго оказались два великих таланта японии и начали бесить друг друга так, что их взаимные подколы стали культурным наследием и дошли до наших дней. что же еще писать в дневниках, сидя во дворце.
сэй-сёнагон стала родоначальницей жанра дзуйхицу – это как поток сознания в вашем твиттере, только круче: про прекрасное, любопытное, забавное, то, что гневит, то, что очаровывает, цветы сливы, расшитые подушки, ночные раздумья, времена и нравы. она и сама пишет, что просто получила в подарок от своей императрицы кучу бумаги – и стала записывать все, что “безотчетно приходило ей в голову”. получился шедевр. мурасаки сикибу так не думала. она вообще за словом в карман не лезет, так и говорит: “лицо сэй-сёнагон всегда выражает самонадеянность”. burn! а потом вот что: “тот, кто мнит себя изысканным и намеренно выказывает свою привязанность к изящному даже в самую неподходящую минуту, перестает быть самим собой и выглядит неискренним”. мол, зря это она про шелест листвы да про встречи на закате, когда можно было бумагу на что-то посущественнее потратить. дорогое ж удовольствие.
сэй-сёнагон в долгу не остается, напоминает, кто главный в этом чятике, и намекает, что кое-чье мнение ее не особо колышет: “говорю я здесь и о стихах, веду рассказ о деревьях и травах, птицах и насекомых, свободно, как хочу, и пусть люди осуждают меня: "Это обмануло наши ожидания. Уж слишком мелко...". а дальше тоже решает не мелочиться и переходит на личности – бранит кузена мурасаки сикибу (мы узнаем об их родстве из одного сочинения хаты кохэй) за (внимание!) плохой почерк, стыд то какой. припоминает, как этот самый кузен одно время заведовал строительством во дворце, накалякал чертеж и наказал рабочим делать в точности, как нарисовано. сэй-сёнагон язвит: мол, взяла его чертеж и сбоку приписала, что если мастер будет точь-в-точь по этому рисунку делать, получится “нечто весьма удивительное”. тоже не стесняется: “хоть китайские иероглифы, хоть японское письмо, все выглядит ужасно. над его каракулями всегда посмеиваются”.
мурасаки палец в рот не клади – в своем “дневнике” пишет, что вот кому-кому, а сэй-сёнагон про китайский вообще заикаться бы не следовало: “с умным видом уснащает она свои писания иероглифами, но если вглядеться повнимательнее, то окажется, что они весьма далеки от совершенства”. просто headshot!
вместе с тем, совершенно потрясающе, как кокетливо они обе после такого обмена любезностями прикидываются ветошью! мурасаки сикибу, напомню, уже в 10 веке известная поэтесса: “я сужу людей, а сама – прожила свои дни так, что и похвалиться нечем”. сэй-сёнагон прибедняется и просит не гнать на ее сочинения: “разве могут мои небрежные наброски выдержать сравнение с настоящими книгами, написанными по всем правилам искусства?” сама невинность.
к чему же это все?
на меркурии есть два кратера. по иронии, на одной стороне планеты. сэй и мурасаки. между ними (на полном серьезе) 3579,6493 км (считала не я, я умею только разглагольствовать). так вот: жить нужно так, чтобы однажды за твои грандиозные разборки и описание того, что ты видел из окна, твоим именем назвали кратер. десерт, улицу или хотя бы другого человека. bad bitches only.
это тост.
